ИЛЛЮЗОР

Прекрасный Альмеус был последним в роду Инхольдов - некогда очень могущественном роду магов, ведущем свое происхождение от самого Великого Мерлина. Род Инхольдов славился тем, что на протяжении своей многовековой истории никогда не запятнал себя связью с черными магами, не призывал на помощь Князя Тьмы и его слуг. Инхольды всегда были белыми магами и искусными целителями, неизменно стоящими на службе благородства.
Но недаром Князя Тьмы называют также и Князем Мира Сего. Поэтому за неподкупность и благородство приходилось платить немалую цену: век от века магия рода Инхольдов теряла свою силу, хирела и постепенно сходила на нет. Для того чтобы влить свежую струю в свой род, Инхольдам необходим был приток новой благородной крови, который могли дать лишь браки их детей с отпрысками других сильных магических династий или благородных королевских семейств.
Но Инхольды были чрезмерно щепетильны и разборчивы, они боялись осквернить свою династию случайно подмешавшейся черной кровью поклонников тьмы (пусть даже это случилось бы где-то в десятом колене намеченного избранника или избранницы и уже давно утратило свою силу). Поэтому в роду Инхольдов совершались только близкородственные браки, где жених и невеста были проверены и перепроверены бдительными старейшинами рода при помощи всевозможных магических и немагических средств.
Так длилось веками. И неумолимое Время, наконец, привело к неизбежному. Процесс упадка начал все более ускоряться. И если еще прадед Альмеуса, славный маг Гортонер, смог сыграть судьбоносную роль в великой битве короля Меандра, злыми происками отрешенного от престола Четырех Эльфийских Королевств и, используя свое могущественное колдовство, вернуть благородному королю его престол, то последний из рода Инхольдов, прекрасный Альмеус своими магическими способностями уже мало чем превосходил простого деревенского знахаря. Помимо примитивных колдовских навыков, вроде заживления ран или заговора зубной боли, он обладал лишь одним из разряда более сложных - чтением мыслей и сновидений. Да и это требовало для него очень большого сосредоточения и усилий. Только ежедневные многочасовые упражнения позволяли ему держаться в достойной форме. К тому же любой маг средней руки мог заблокировать свои мысли от чтения, а снятие блокирующего заклятия уже было не по силам Альмеусу.
Надо, однако, заметить, что вырождение Инхольдов пока касалось лишь их магической силы. Физически они были по-прежнему крепки, и внешность их все так же поражала благородством и изяществом черт. С приближением своего совершеннолетия Альмеус становился все более хорош собой. Любая девушка, даже самого благородного происхождения, легко была бы очарована его статью, прекрасными манерами, умением вести беседу. И старейшины рода задумались, что им стоит рискнуть чистотою своей линии ради спасения древнейшего рода магов от полной потери магической силы.
В ночь накануне совершеннолетия Альмеуса они собрались на Совет. Старейшин в роду было много. Но по традиции окончательным правом вынесения решения по поводу того или иного члена рода обладали лишь прямые его предки. В данном случае - предки Альмеуса: его отец, дед и прадед, тот славный Гортонер, кто был последним, обладавшим в своей молодости подлинной магической силой.
Когда-то, много лет назад, подобный Совет состоялся и по поводу самого Гортонера. Дело в том, что, спасая честь и престол благородного короля Меандра, он, нежданно для себя, одержал и еще одну победу - покорил сердце дочери Меандра, гордой красавицы Иланы. Многие добивались ее благосклонности, но принцесса была неприступна. До тех пор, пока не перехватила направленный на нее полный восхищения и страсти взгляд огненно-черных глаз Гортонера.
Илана не замедлила объявить отцу о своих чувствах и о том, что только Гортонера она желает видеть своим супругом и отцом наследника престола. Меандр задумался - сословие магов не было достаточно высокородно. Было не принято, чтобы представители этого сословия роднились с королями. А в этом случае речь шла не просто о том, чтобы породниться, а о том, чтобы отдать магу в жены свою единственную дочь и наследницу. Но Меандра мало смущали чужие мнения, он был великодушен и решителен, и заботился только о процветании своей страны и о счастье своей дочери. К тому же Гортонер не уступал в благородстве любой особе королевской крови, да и вообще проявил себя преданным защитником престола и мудрым стратегом. Поэтому благородный король Меандр дал согласие на этот неравный брак.
Но каково же было его изумление, когда Инхольды не поторопились связать узами брака два любящих сердца…
И вот теперь, будучи главой Совета старейшин, Гортонер вспоминал ту, другую ночь. Когда он, подобно Альмеусу, томился за закрытыми дверями зала, где решалась его судьба. Все старейшины, а во главе их отец, дед и прадед Гортонера судили о том, достаточно ли чиста кровь его возлюбленной Иланы, и не испортит ли этот брак чистоту рода Инхольдов. Гортонер ждал их приговора, как ждут приговора о казни или помиловании. Но в их роду было заведено - слово старейшин было законом. И какое бы ни было вынесено решение, Гортонер обязан был принять его с достоинством и смирением.
Он ждал, чуть дыша, от предвкушения страшной боли. Он не верил в положительный исход. Он был мудр не по годам, и видел то, что ускользало от глаз старейшин. И дело было не только в его страсти к Илане. Он острее всех остальных понимал, что вырождение их магического рода ускоряется, с каждым поколением оно проявляется все заметнее, быстрее. И что гордыня застит глаза старейшин, и они не желают этого замечать. А кровь Иланы не только благородна, но еще и так горяча, что их с Гортонером потомство на многие поколения остановило бы распад Инхольдов. А может быть ему или его детям удалось бы добиться и смягчения непомерно амбициозных рамок традиции чистоты крови этих заносчивых магов. О многом думал Гортонер, в томлении печатая шаги перед закрытыми дверями Зала старейшин.
И вот теперь глава старейшин - он сам, а за закрытыми дверями томится, обуреваемый тягостными думами его любимый правнук Альмеус.
Конечно же, в ту судьбоносную ночь Гортонеру было отказано в браке с возлюбленной Иланой. Спустя год старейшины нашли ему невесту, его двоюродную сестру, едва вступившую в пору совершеннолетия. Что же касается короля Меандра, тот счел подобное поведение Инхольдов глубочайшим оскорблением для всего своего рода и потребовал, чтобы отныне и вовеки ни один из Инхольдов не смел появляться на землях Четырех Эльфийских Королевств.
И вот как раз теперь, три поколения спустя, сложилась было благоприятная ситуация для Инхольдов - у некогда прекрасной и гордой Иланы подрастала правнучка, полностью унаследовавшая все качества своей прародительницы - чистоту помыслов, ослепительную красоту, гордость, ум и пылкое сердце. Она вскоре должна была достигнуть возраста, когда ей разрешалось вступить в брак. И если бы это был брак между нею и Альмеусом, то вырождающийся род Инхольдов был бы спасен. Сложилась было благоприятная ситуация… да не совсем. Потомки короля Меандра так и не простили за эти долгие годы Инхольдам их пренебрежения предложением породниться со знатным королевским родом. И права доступа на земли Четырех Эльфийских Королевств Инхольдам так и не вернули. И поэтому вопрос между старейшинами стоял уже не столько о том, не запятнается ли Альмеус, если сочетается браком с принцессой Милисс, праправнучкой Меандра, сколько о том - как этого добиться.
О том, что этот брак необходим, умудренный опытом, а теперь и облеченный властью принимать решения, Гортонер заявил уже давно, до Совета. Альмеус, не имевший возможности сам повидать суженую, был снабжен ее портретами, которые контрабандой были провезены дружественными гномами из Эльфийских королевств. И, как это свойственно молодости, ослепленный ее красотой и наслышанный о ее благородной душе, чувствительном сердце и милых, полудетских шалостях, был пленен ею еще до встречи воочию. Но, так же, как и в свое время его прадед Гортонер, Альмеус помышлял сейчас, за закрытыми дверьми Зала старейшин не о личных утехах. Любовные услады он мог вкусить у любой крестьянки - здешние крестьяне не боялись Инхольдов, как принято бояться иных магов, а от их красоты теряли головы самые отъявленные скромницы. Тем более что у магов (как мужчин, так и женщин) спокон веков было врожденное качество - не иметь детей против своего желания.
Нет, сейчас самой главной заботой Альмеуса было спасение рода Инхольдов. Он понимал, что его обаяния и пылкости с лихвой хватит, чтобы очаровать юную Милисс. Но также он понимал и то, что его просто не допустят до нее - Инхольдам закрыт путь ко двору Эльфийских Королевств. А его собственных чар и колдовства не хватит на то, чтобы отвести глаза всевозможным стражам, вельможам, церемонемейстерам, да и, наконец, самому Королю Эльфийскому. Он мог бы поступить вопреки всем законам - выкрасть прекрасную Милисс, увезти ее далеко, окружить такой любовью, какая ей и не снилась, добиться ответной любви и долгожданных потомков. Так думал он сам. Но сразу же понимал, что его влюбленное безрассудство привело бы к политическим конфликтам, которые дорого обошлись бы его роду. Да и вообще Инхольды были воспитаны в духе воздержания от безрассудств.
Решение должны были принять старейшины. Он обязан был подчиниться - так было всегда, это было традицией Инхольдов, это было их дисциплиной, их принципом, основой их благородного существования. Но до чего же горд был Альмеус, что именно на него может быть возложена миссия спасения рода от полного вырождения магии! Как он хотел, чтобы старейшины утвердили за ним роль Возродителя, которая прославит его на многие века! Как жаждал он, чтобы отыскалось средство, позволящее ему стать супругом Милисс!
Старейшины долго заседали в эту ночь. Обсуждение было бурным. Гортонер сумел настоять на неблизкородственном браке, убедив остальных, что иначе их род ждет неминуемая погибель как магов - они станут простыми людьми, подверженными всем низменным страстям и порокам и не умеющими совладать со Злом. А также на том, что идеальной парой для их последнего отпрыска - Альмеуса - является именно принцесса Милисс. (Кто знает, возможно, Гортонер в этом смысле был несколько пристрастен, но никто не посмел его в этом упрекнуть, поскольку все в роду Инхольдов уважали его мудрость). Итак, этот вопрос не вызывал больше сомнений. Остался лишь вопрос - как Альмеусу сломить немилость потомков Меандра, чтобы проникнуть в Эльфийские чертоги. В том, что юный красавец-маг сумеет очаровать Милисс, никто не сомневался.
Гортонер просил дать ему возможность лично объясниться с нынешним Эльфийским королем - Огэйном, отцом Милисс. Но старейшины были против - за давностию лет сентиментальная история Гортонера и Иланы забылись, а враждебность осталась. Простым разговором нельзя было решить исход дела. И тогда по залу сначала тихо, еле слышно, а затем все набирая силу стало повторяться одно-единственное слово - "иллюзор". Когда оно достигло ушей Гортонера, он грозно нахмурился. То, что предлагали его соплеменники, было ему не по душе. Но он понимал, что в действительности это единственный, хоть и не самый благородный путь спасения рода от полного вырождения. И тогда он поднялся во весь свой рост и рокочущим басом подвел итог всех ночных словопрений:
- Пусть будет так. Иллюзор!

Иллюзоры были очень странной и замкнутой в себе расой. Их общины были рассыпаны по всему миру. Эти существа были похожи более всего на крупных кошек. Только передвигались в зависимости от ситуации то на двух, то на четырех конечностях. А образ жизни вели тоже примерно такой же, как кошки - большее время суток они отдавали сну, и лишь небольшой промежуток бодрствования посвящали поискам пищи - в основном растительного происхождения, и ритуалам продолжения рода. Они обладали ничтожно слабым слухом, обонянием и осязанием, зрение у них практически отсутствовало. Этих чувств едва хватало на поиски пригодных в пищу растений, благо в еде они были очень неприхотливы. Отсутствовали у них также устная речь, звуковые сигналы или какие-либо письменные символы. Иллюзоры общались телепатически. И то время, которое постороннему непосвященному взгляду казалось сном, они проводили в самом оживленном общении. Вся их подлинная жизнь протекала в этом псевдо-сне. Там они встречались, там находили себе возлюбленных; новорожденный иллюзор с первых мгновений жизни попадал в эту сферу телепатического общения, там он проходил и воспитание и обучение. Все другие расы могли лишь смутно судить о мире иллюзоров - настолько те были закрыты для общения с чужаками. Доподлинно о них было известно, что то ли на счастье свое, то ли на беду они обладали одной уникальной и восхитительной способностью. Они умели создавать иллюзии. Любые иллюзии, грандиозные иллюзии, грезы, более правдоподобные и яркие, чем сама жизнь. И не только для себя, а для любого существа, к которому были привязаны.
Общины иллюзоров были рассеяны по миру, но у них существовало одно общее Поле иллюзорного опыта. Информация в нем копилась веками, тысячелетиями. Поле обладало свойством притягивать и накапливать все впечатления, пережитые любым из живых существ, когда-либо населявших мир. Доступ же к этому Полю имели только иллюзоры, если не считать некоторых магов очень высокого уровня, но их способности здесь были на много порядков ниже. И если для магов это стоило больших усилий, то для иллюзоров Поле было родной стихией. Вот поэтому им не нужна была реальность - они всю жизнь проводили в прекраснейших грезах, каждый на свой вкус.
Жили иллюзоры в среднем около 200 лет. Но доступ к Полю им открывался лишь в столетнем возрасте - до тех пор они считались недостаточно зрелыми и мудрыми, и довольствовались простым телепатическим общением или теми иллюзиями, которые создавали для них их более старшие друзья, близкие и родные.
Взрослого иллюзора можно было отличить по цвету глаз - к столетнему возрасту глаза у них приобретали пронзительно желтый цвет.
Какие грезы они могли создавать? Да какие угодно. Они могли сделать так, чтобы существо, подверженное их иллюзии, ощущало себя в любом месте, в любом времени из прошедших веков, чувствовало любые ароматы, вкушало любые яства, видело себя уродом или красавцем, здоровым или больным, нищим или баснословно богатым. Они могли поддерживать иллюзию настолько долго, покуда сами оставались живы. Черпая информацию из Поля, они могли воспроизводить любые ощущения, впечатления, чувства, которые когда-либо кем-либо были пережиты. И эта их способность была роковой для многих из них.
Ну разве не хотелось какому-то толстосуму ощущать себя вечно молодым, сильным, прекрасным, окруженным толпой гурий, обожающих его и повинующихся каждому слову? А еще кому-то хотелось повидать весь мир, все его красоты, посетить все прошлые века, посидеть за одним столом с могущественными царями, чей прах уже развеяли тысячелетия. У людей много желаний. И будучи не в силах их исполнить, они прибегали к необыкновенному дару иллюзоров. Поэтому взрослые иллюзоры подвергались немилосердному отлавливанию по всему миру. Профессия ловца иллюзоров была очень доходна, хотя и совершенно безопасна - иллюзоры не имели возможности сопротивляться отлову, их просто забирали во сне. Они вообще не были приспособлены сражаться за свою свободу, это были исключительно мирные создания, замкнутые в своих общинах и абсолютно не ведающие об интригах, войнах, распрях внешнего мира.
Профессия ловца и поставщика иллюзоров была доходной, но стократ более доходным занятием было занятие приручителя иллюзоров. Ведь обычные способы общения были им недоступны. Необходим был некто, обладающий навыками телепатии. Да и здесь шло не так гладко - иллюзоры, не имеющие ни языка, ни каких-либо символов, общались при помощи сложных мыслеобразов. Не у всякого обладателя телепатических навыков хватало мудрости, интуиции и терпения, чтобы войти с иллюзором в контакт, найти "общий язык", начать понимать друг друга.
Но у некоторых это все же получалось. И им были обеспечены места при дворах самых знатных королей и вельмож.
Но в чем же секрет, почему же сами уникальные существа, обреченные жить в неволе по прихоти очередного заевшегося любителя новых впечатлений, позволяли себя так нещадно эксплуатировать, охотно, стараясь изо всех сил, искали контакта с приручителем и были вполне счастливы, когда находили его?
Секрет прост. Иллюзор, оторванный от своей общины, вырванный из ее жизни прекращал существовать для нее - ведь они не обладали также и собственной памятью. Такой иллюзор был подобен слепоглухонемому существу, которое было лишено какой бы то ни было связью с миром. Он погибал от тоски, одиночества и неизвестности. Но вдруг находилось некое существо (приручитель), которое пыталось достучаться до сознания иллюзора. Это было подобно тому, как если бы слепоглухонемой обретал переводчика и поводыря. И когда контакт устанавливался, иллюзор с огромной благодарностью и обожанием стремился отдарить своего "спасителя" тем, чем умел - созданием иллюзий. Приручитель лишь указывал, какая иллюзия должна быть создана и на кого направлена. К большому сожалению корыстолюбивых приручителей, они не могли содержать одновременно более одного иллюзора - те сразу чувствовали присутствие друг друга и вновь замыкались в своей, пусть крохотной, общине.

Однако пора вернуться к повествованию. Итак, славный маг Гортонер, подводя итог Совета старейшин, произнес:
- Иллюзор!
Это означало, что он не видит иного выхода, кроме как использовать способности иллюзора для исполнения их плана по возрождению рода Инхольдов. Было решено, что род приобретет в свое владение иллюзора, а Альмеус, который не утратил еще телепатических способностей, приручит его. Тогда, с помощью иллюзора он сумеет проникнуть ко двору Огэйна, нынешнего владыки престола Четырех Эльфийских Королевств и добиться от него согласия на брак Альмеуса с его дочерью, принцессой Милисс. Более точный план можно было разрабатывать неспеша, пока Альмеус занимается приручением иллюзора.
Разумеется, за приобретением иллюзора дело не стало, и как только Инхольды пустили слух, что им понадобилось это удивительное существо, как перед дверями их замка начали толпиться ловцы иллюзоров, каждый изо всех сил расхваливая свой товар.
Альмеусу предстояло выбрать из десятка существ того, с кем, как ему покажется, он сумеет установить контакт. Сердце Альмеуса разрывалось. Собранные ловцами вместе, существа отчаянно пытались общаться между собой в этой суматохе, но ловцы непрестанно тормошили и дергали их, полагая, что телепатическое общение происходит только во сне, и вообще опасаясь неизвестно чего - ведь эти затравленные существа могли поделиться друг с другом лишь ужасом и тоской одиночества, непонимания происходящего. Альмеус постарался как можно скорее закончить процедуру выбора. Его взгляд остановился на красивом иллюзоре, напоминающем большого короткошерстного кота, с вытянутой мордочкой (или лицом?), большими ушами, длинными конечностями и безумно тоскливыми желтыми глазами. Альмеус заплатил не торгуясь и поспешил увести несчастное существо в свои покои.
Там для невольного гостя был накрыт стол из тех яств, которые обычно предпочитали иллюзоры. Альмеус освободил своего невольника от оков (мысленно он окрестил его Тионом, что на языке древних магов означало "несущий удачу"). Ласково касаясь его изящной, почти как человеческая рука, лапки, Альмеус подвел Тиона к столу и стал предлагать одно блюдо за другим. Тион, за последнее время привыкший к грубому обращению ловца, от бережных движений Альмеуса немного успокоился, съел что-то из предложенного, а затем все также бережно был препровожден юным магом к приготовленному месту для сна - иллюзоры предпочитали ложе из свежей травы, на которое не падали бы прямые солнечные лучи. (Повадки иллюзоров Альмеус изучил, насколько это было возможно, и надеялся, что созданный комфорт будет первой тонкой ниточкой, которая свяжет его с Тионом). Через некоторое время Тион заснул. Альмеус решил, не теряя времени, приступить к попытке первого контакта.
Ему не у кого было научиться искусству приручителя - каждый из представителей этой профессии тщательно хранил свои секреты. Выведать их при помощи телепатии Альмеус также не мог, поскольку все приручители были магами куда более сильными, чем он сам и не позволяли кому попало копаться в своих мыслях. Оставалось надеяться лишь на собственное чутье.
Альмеус напряг все свои телепатические способности и попытался проникнуть в сон иллюзора. Однако это было не так просто. Из сна Тиона на него повеяло ужасной тоской, непереносимым одиночеством, но ни одного из образов сновидения разобрать он не смог.
Надо было действовать очень осторожно и терпеливо. На первый раз Альмеус счел свой экзерсис достаточным, и отправился размышлять, как ему облегчить контакт с Тионом. Результатом размышлений было решение, что покуда они оба не создали своего общего языка образов, надо попробовать воздействовать на эмоции иллюзора - постараться убрать из его сновидений отчаянье и тоску и постепенно замещать их ощущениями доброжелательности, надежды, покоя.
В течение недели Альмеус бился над этим. И что-то начало сдвигаться в снах да и во всем поведении иллюзора. Из сновидений ушло чувство ужаса, и в них стал смутно проявляться образ существа, которое желает Тиону добра и готово дать ему покровительство - это был образ самого Альмеуса. В недолгие минуты бодрствования Тион все доверчивее протягивал магу свою мягкую лапку, чтобы тот отвел его к столу, а затем вернул в ложе. Его больше не била нервная дрожь. Он стал спокойнее.
Так прошло еще несколько недель. Альмеус был опечален - дело продвигалось слишком медленно. И вдруг случилось то, чего он так ждал - во время очередного сновидения Тион сумел почувствовать, что его новый друг опечален, и неведомым образом дал понять, что хотел бы избавить Альмеуса от печали. Это был первый настоящий контакт. С этого дня события стали развиваться все быстрее. Маг и иллюзор начали создавать свой язык, состоящий частью из эмоций, частью из простейших образов. Возможно, сам иллюзор подстегивал развитие телепатических способностей Альмеуса - так, как эти существа поступали со своими младенцами. Так или иначе, через несколько месяцев они сблизились по настоящему. И трудно было сказать - кто из них к кому более привязан. Тион начал создавать для Альмеуса несложные иллюзии, словно проверяя, как его новый друг отнесется к этому. Поощряемый восторгом Альмеуса, он творил все больше и интереснее, сам получая от этого огромное удовольствие. Похоже было, что он создает для Альмеуса свои любимые грезы. Друзья, не выходя их покоев мага, могли очутиться то на пустынном морском берегу, наблюдая закат и резвящихся в море русалок. Или они превращались в двух беспечных мотыльков, порхающих над душистым лугом и вкушающих сладчайший нектар. Они побывали и на вершинах самых высоких гор, когда облака оставались далеко внизу, и в морских пучинах, где водятся такие удивительные существа, которых не может и представить себе воображение человека. Общение с Тионом доставляло Альмеусу все больше радости.
Однако подходила пора заняться делом. Через месяц Милисс должна была отпраздновать свой шестнадцатый день рождения, после чего законы королевства позволяли ей вступить в брак. Гномы-разведчики сообщали, что более сотни претендентов на руку принцессы - от юных принцев до престарелых вельмож - ждут-недождутся этого дня и наперебой ведут переговоры с Огэйном. Сердце же самой Милисс пока свободно. Но есть серьезные опасения, что сразу по достижении совершеннолетия она вступит в брак по указанию отца, который теперь решает, какой зять ему наиболее выгоден.
Альмеус уже разработал план действий. Оставалось лишь внушить его Тиону, наивному и ничего не понимающему в интригах.
Для того чтобы добиться желаемого, Альмеус вновь сделался печален и, ничего не объясняя своему другу, стал отказываться от их прекрасных иллюзорных игр и путешествий, где им так хорошо было резвиться вдвоем. Это длилось целую неделю. Тион сильно тревожился. Сначала он решил, что чем-то не угодил своему другу или наскучил ему. Альмеус мягко уверил иллюзора, что дело совсем не в этом. Тогда Тион стал добиваться от Альмеуса - в чем же причина такой глубокой печали? И Альмеус, будто нехотя, поведал иллюзору, что любит прекрасную принцессу, но ему вряд ли суждено стать ее супругом - отец возлюбленной отдаст ее другому. Тиону было сложно понять друга - в мире иллюзоров любовь всегда была свободной и не подчинялась ничему и никому. Альмеус, как мог, поведал Тиону о законах своего мира. Иллюзор спросил, может ли он чем-то помочь своему единственному другу, ради которого готов был на все. И тогда Альмеус объяснил, что вообще такая помощь возможна, но тогда Тиону пришлось бы совершать несвойственные для него вещи. Например, создать для его возлюбленной иллюзию тяжелой болезни, а для ее отца и всех ее близких иллюзию того, что принцесса действительно больна и сильно страдает. Тиону действительно до сих пор не приходилось творить таких странных и бессмысленных на взгляд иллюзоров грез. Обычно они творили лишь нечто приятное. Но Поле, разумеется, содержало и опыт переживаний болезни, и опыт страданий при виде, как мучается близкое тебе существо. Поэтому он, не раздумывая, согласился оказать своему другу такую услугу, если это может ему помочь. Альмеус невероятно обрадовался и стал пояснять Тиону подробности.
Приступить следовало уже завтра. В первые два-три дня надо было создать для Милисс лишь иллюзию легкого недомогания, каждый день чуть-чуть ухудшая ее самочувствие - необходимо, чтобы все выглядело правдоподобно и "болезнь" развивалась бы постепенно. Близкие принцессы сперва не должны были отнестись серьезно к ее жалобам, приписывая их лишь волнению перед предстоящими событиями. Затем необходимо было создать для принцессы иллюзию резкого обострения какого-либо редкостного и неведомого придворным лекарям заболевания. Близким же принцессы внушить серьезные опасения за ее здоровье.
Дальнейшее Альмеус представлял себе следующим образом. Огэйн призовет к постели "больной" дочери всех придворных лекарей. Они, разумеется, сочтут ее совершенно здоровой, и Огэйн их разгонит. Тион будет поддерживать для Милисс снова лишь иллюзию небольшого недомогания - Альмеус не хотел, чтобы принцесса сильно страдала. Но вот для Огэйна и всех окружающих принцессу должна быть создана иллюзия, что Милисс день ото дня и даже час от часу выглядит все хуже, тает, словно свечка и надо бороться за ее жизнь. Слова принцессы о том, что ей вовсе не так плохо, как кажется отцу и остальным, должны были восприниматься близкими как упрямство гордой девушки, ее нежелание смириться с опасной болезнью.
Выгнав придворных лекарей, Огэйн соберет целителей со всех Четырех Королевств. Среди них наверняка найдется немало шарлатанов, которые будут уверять, что распознали болезнь и знают, как вылечить принцессу. Но ни один из них не добьется результата - Огэйну будет казаться, что дочери становится только хуже. К тому же, чтобы бедную Милисс совсем уж не замучили всевозможными шарлатанскими снадобьями, Тион должен будет создать для Огэйна иллюзию, будто пару раз больную чуть не отравили этими зельями, и вообще все местные целители только и жаждут погибели единственного королевского отпрыска, чтобы лишить его род продолжения и устроить на Эльфийских землях вольницу. Огэйн разгонит и целителей. И вот тогда Альмеус отправит к Огэйну гонца с посланием. Там будет говориться о том, что он сильно преуспел в магической науке врачевания, и знает, как вылечить его дочь. Что он надеется, что нелепая вражда между их родами не станет в такую горестную минуту поводом для отказа принять его помощь. Что сам Альмеус тайно и страстно влюблен в Милисс. Поэтому в обмен на исцеление он потребует драгоценнейшую из наград - согласие Огэйна отдать Милисс ему в жены. А дабы король не заподозрил Альмеуса в дурных намерениях - погубить после свадьбы Милисс и претендовать на власть - он готов согласиться на морганатический брак. При таком браке сам Альмеус не наследует престола Четырех Королевств ни при каких обстоятельствах. Право же избрать наследника престола из числа детей Альмеуса и Милисс принадлежит исключительно самому Королю Эльфийскому. Таким образом, желание жениться на принцессе не преследует корыстных целей, а движимо одною лишь страстной привязанностью к ней.
По мнению Альмеуса, план был безупречен и Огэйну при таком стечении обстоятельств ничего не останется, как только благословить дочь на брак с магом.
После венчания, которое должно состояться у одра "больной" (Альмеус хотел подстраховать себя, дабы впоследствии король не изменил своего решения), Альмеус начнет при помощи Тиона потихоньку "лечить" свою возлюбленную и одновременно с этим добиваться ее благосклонности. Когда же она полностью "излечится" (а произойдет это не ранее, чем принцесса воспылает к Альмеусу ответной любовью), он увезет ее в свой замок.
Чтобы не раскрылась хитрость, при помощи которой он заполучил Милисс в жены, с Тионом придется расстаться. В благодарность Тиону за его помощь, Альмеус собирался скупить всех отловленных и еще не проданных приручителям иллюзоров и поместить их вместе с Тионом в одном из охраняемых заповедных лесов, расположенных на краю земель рода Инхольдов, чтобы они основали там общину, и никто не смог бы покуситься на их свободу. Альмеус собирался и в дальнейшем при всякой возможности выкупать иллюзоров и отвозить в общину. Возможно, он иногда тайком посещал бы Тиона и проводил бы с ним несколько прекрасных часов.
Словом, все должно было получиться самым наилучшим образом. Альмеус даже не стал посвящать в свой план прадеда, мудрого Гортонера. Ему хотелось, чтобы все знали, что он сам лично продумал все детали, не прибегая ни к чьему совету, чтобы его сочли таким же мудрым и благородным, как Гортонер и выказывали ему такое же уважение.
Гортонера это беспокоило, но принудить правнука к отчету он не мог, а его способность чтения мыслей уже сильно притупилась от старости. Ему оставалось лишь надеяться на благоразумие и благородство своего любимца.
Итак, Альмеус начал действовать. Вернее, сначала действовал один лишь Тион. Все шло по плану. Три дня принцесса чувствовала себя очень неважно. На четвертый день разыгрался острейший приступ неведомой болезни - на теле принцессы местами появилась отвратительная желто-зеленая сыпь, она испытывала попеременно то сильный озноб, то непереносимый жар, стоило ей подняться с постели, как у нее кружилась голова и подкашивались ноги, все тело болело, она едва могла говорить. Разумеется, все это видели и чувствовали только сама принцесса и обитатели королевского дворца. Близкие принцессы были смертельно напуганы. Как и полагалось по плану Альмеуса, Огэйн немедленно созвал на консилиум придворных лекарей. Но на них иллюзия не распространялась, поэтому они только недоуменно пожимали плечами и уверяли, что принцесса абсолютно здорова и они вообще не понимают, что послужило причиной такого волнения.
Огэйн был в бешенстве, он спорил с лекарями, пытаясь доказать, что его дочь опасно больна. Но придворные лекари были людьми весьма и весьма учеными, очень гордились своими учеными степенями и потому были большими снобами. Посовещавшись немного, они пришли к выводу, что король либо потешается над ними, либо у него не все в порядке с головой. Они с должной деликатностью и почтительностью высказали свое мнение. Это взбесило Огэйна окончательно. Он пинками вытолкал ученых мужей из дворца и приказал стражникам, чтобы те в течение суток выдворили несчастных лекарей за пределы Королевств.
Альмеус вместе с Тионом к этому времени перебрались как можно ближе к границе Четырех Эльфийских Королевств, устроив себе там пристанище в небольшом охотничьем домике. Целью этого перемещения было желание Альмеуса как можно скорее узнавать от своих гномов-разведчиков все новости из дворца.
Сами гномы во дворец были, разумеется, не вхожи, поэтому они, как и весь Меандрополис - столица Королевств, знали о болезни принцессы со слов дворцовой прислуги, которая была подвержена действию иллюзии. Зато гномы сами наблюдали позорное изгнание "этих старых зануд", как они величали придворных лекарей из дворца.
- Они кубарем катились со ступеней и теряли свои дурацкие парики! - А один старикашка пролетел через половину площади от мощного пинка Его Величества! - гномы, надрываясь от хохота, наперебой рассказывали Альмеусу все пикантные подробности этого изгнания.
И хотя Альмеусу было немного жаль ни в чем неповинных ученых, он хохотал и веселился вместе с гномами - уж очень смешно все вышло, а главное - в точном соответствии с первой стадией его плана.
Тион продолжал творить свои иллюзии, радуясь, что его друг находится в таком прекрасном расположении духа, а Альмеус с нетерпеньем ждал, какие вести принесет следующий день.
Как он и предполагал, рано утром по всем Четырем Королевствам поскакали глашатаи, извещавшие о смертельно опасной болезни принцессы и сулившие от лица Короля баснословно щедрое вознаграждение тому, кто сможет исцелить прекрасную Милисс от неведомого недуга. А уже к вечеру в Меандрополис со всех сторон потянулись целители и знахари, лекари и шарлатаны всех мастей. К счастью для Альмеуса среди них не было магов: он просчитал и это. Черных магов выдворил со своих земель еще сам Меандр. Белыми же магами при дворе предков Меандра были всегда лишь Инхольды. После их изгнания, из уважения к древнейшему роду Инхольдов ни одна белая магическая династия не предложила своих услуг Эльфийскому трону. Поэтому в Королевствах врачеванием занимались либо ученые, либо знахари из народа, либо бродячие целители сомнительного происхождения.
Появись среди этой разношерстной толпы хоть один достаточно сильный маг, он смог бы распознать иллюзию. Но и это не нанесло бы плану Альмеуса никакого вреда - распознать иллюзию не значит снять ее. А пытаться объяснить страдающему отцу у одра смертельно больной дочери что-то о наведении иллюзий было бы занятием, заранее обреченным на провал.
И еще несколько дней все шло по плану. Гномы докладывали, как Огэйн одного за другим выгонял целителей, а затем и вовсе начал их арестовывать, заподозрив их злонамерения. Альмеус ликовал. Тион творил свои иллюзии и радовался за друга. И вот, наконец, последний целитель был отправлен в темницу. Настала пора решительных действий.
Альмеус отправил Огэйну заранее заготовленное послание и стал ждать ответа, подъехав на белом коне к самой границе Королевств. (Тиону пришлось спрятаться в походный мешок, притороченный к седлу. В этом мешке, якобы, находились необходимые магу книги заклинаний и ингредиенты снадобий).
Ответ пришел скоро. Гонец передал Альмеусу послание следующего содержания:
"Мы благодарны тебе, юный отпрыск великого рода Инхольдов, за предложенную Нам в эту трудную минуту помощь. Но твои условия для Нас неприемлемы. Мы не сомневаемся в твоей искусности как врачевателя, но не считаем возможным прибегнуть к ней. Ты возжелал слишком многого. Мы уверены, что сумеем найти для Нашей дочери достойного лекаря с меньшими амбициями". Послание было подписано самим Королем Эльфийским.
Вручив послание, королевский гонец удалился, не дожидаясь ответа.
"Ах вот как! - подумал Альмеус. - Ну что же, не пройдет и суток, как гонец вернется!"
Он отъехал на некоторое расстояние и, схоронившись в роще, высвободил из мешка Тиона.
- Послушай, дружище… - начал объяснять маг на доступном ему и иллюзору языке мыслей.
Через несколько часов во дворце поднялась паника. Милисс жаловалась на невыносимые боли, вся ее кожа покрылась отвратительными струпьями, она с трудом могла дышать и объяснялась с близкими лишь слабыми жестами. Из ее глаз не переставая лились слезы. Она прощалась с жизнью, с отцом, с придворными. Огэйн почувствовал, что теряет дочь и промедление невозможно.
К этому времени Альмеус снова ждал у самой границы. Королевский гонец вернулся с новым посланием:
"О ученый Альмеус, славный потомок великого рода! Наша дочь при смерти. Мы в отчаянии. Если Мы невольно обидели тебя, то имей великодушие Нас простить. Ты говорил, что в твоем сердце поселилось чувство к Нашей дочери, несчастной принцессе Милисс. Если это действительно так, спаси ее от смертельного недуга не торгуясь - медлить нельзя. Мы непременно сговоримся с тобой, только спаси ее. Если ты согласен, гонец проводит тебя во дворец, где тебе уже приготовлены лучшие покои. Мы умоляем тебя приступить к врачеванию как можно скорее".
"Вот это уже совсем другое дело", - подумал Альмеус и немного почванясь перед гонцом согласился-таки отправиться ко двору Огэйна.
Спустя пару часов Альмеус уже расположился в отведенных ему дворцовых покоях, дал инструкции Тиону и отправился к одру Милисс. Огэйн встретил его с лицом, перекошенным от горя.
Милисс, находящаяся в своем ложе, чуть бледная и печальная показалась Альмеусу стократ прекрасней и желанней, нежели она выглядела на имеющихся у него изображениях.
- Ты сможешь приступить к излечению прямо сейчас? - спросил Огэйн Альмеуса, залюбовавшегося красотой своей невесты.
- Ваше Величество знает мои условия, - почтительно ответил Альмеус.
- Но ты же обещал не торговаться! - вознегодовал Огэйн. - Спаси ее, а после этого мы - она и я - решим, возможно ли то, о чем ты просишь. Ведь она мое единственное дитя, я не могу распоряжаться ее волей.
Альмеус решил, что Огэйн лукавит и желает распорядиться судьбой дочери к своей выгоде. Поэтому сказал:
- Простите, Ваше Величество, но я не могу вполне доверять вам. Поэтому я не приступлю к излечению, пока не совершится обряд венчания между мной и Милисс. Призовите священника, и после обряда я немедленно займусь излечением.
Но Альмеус не рассчитал, что характер Короля Эльфийского слишком экспрессивен.
- Так убирайся ко всем чертям, жалкий торгаш! В твоем сердце нет ни на грош любви к моей дочери, иначе бы ты не вел себя так!
- Простите, Король, но в данном случае торгуетесь Вы, - только и посмел промолвить Альмеус, после чего стремительно удалился в свои покои.
"Ну держитесь, я вам всем еще покажу!" - так думал маг, уходя, чтобы обдумать свои дальнейшие действия.
Ночь он провел без сна. И к утру у него созрел очередной план.
Он решил, что Милисс должна "умереть" - силами Тиона, разуется. А он, Альмеус, "воскресит" дочь Огэйна. После этого тот не посмеет сопротивляться их браку, да и для Милисс это будет хорошим поводом, чтобы почувствовать силу Альмеуса и полюбить его. Альмеус объяснил Тиону, что необходимо сделать для принцессы иллюзию смерти. Тион пытался что-то возразить, но магу некогда было прислушиваться к его объяснениям. Он спешил к одру Милисс.
Альмеус ворвался в ее покои, когда принцесса уже "агонизировала".
- Досточтимый Король, - начал он, - я почувствовал, что принцесса умирает. Решайтесь.
В эту минуту Милисс испустила последний вздох и сердце ее перестало биться.
Увидев это, Огэйн произнес:
- Слишком поздно. Мы оба погубили ее.
- Еще не поздно, я могу тотчас воскресить принцессу. Дайте мне слово Короля, что после этого она станет моей женой.
- Да, я клянусь тебе, только верни ее к жизни!
Альмеус подошел к постели девушки, сделал несколько пассов и вдруг она открыла глаза, все следы страшной болезни исчезли - она полностью исцелилась.
Альмеус был не очень доволен происшедшим - он рассчитывал, что после мнимого воскрешения исцеление принцессы продлится несколько дольше. Он попытался телепатически связаться с Тионом, но, к большому удивлению, у него это не получилось. Ему пришлось импровизировать.
- Вот видите, Ваше Величество - Ваша дочь жива и совершенно здорова!
Огэйн залился слезами, бросился к постели дочери и срывающимся голосом проговорил:
- Милисс, родная моя, как ты себя чувствуешь?
- Прекрасно, отец! Что за чудо произошло? Ведь мне показалось, что я умираю, или даже уже умерла…
- Это чудо сотворил вот этот юный маг! Ему мы обязаны счастьем твоего возвращения к жизни. Ведь ты дочка… ты действительно уже умерла. Но маг своим искусством воскресил тебя. Взгляни же на него. Он любит тебя и просит твоей руки. Я уже дал согласие.
Альмеус опустился на колени перед принцессой, взглянул на нее своими пронзительно-синими глазами и промолвил:
- Принцесса, я так давно грезил вами, мой замок увешан вашими портретами. Услышав о вашем недуге, я поспешил, чтобы спасти вас и чуть было не опоздал. Но к счастью, воскрешение еще было возможно. Не дайте же и вы погибнуть моему сердцу - согласитесь стать моей женой.
Милисс зарделась от таких слов и от невиданной красоты и пылкости незнакомца, после чего слабым голосом ответила:
- Я согласна.
Альмеус возликовал. Поскольку принцесса чувствовала себя превосходно, венчанье назначили на нынешний же вечер. Альмеус испросил разрешения у своей возлюбленной ненадолго покинуть ее - пройти в свои покои, чтобы привести в порядок свой костюм. На самом же деле он хотел сперва слегка пожурить Тиона за то, что тот так внезапно прервал иллюзию, но потом поделиться с ним счастливой вестью - их план удался, они добились своего.
Альмеус стремительно ворвался в свои покои и бросился к иллюзору, по обыкновению находящемуся в ложе. Но вдруг что-то его остановило. Поза Тиона. Она была необычной. Он не был похож на спящего. Его голова безвольно склонилась набок, а глаза были открыты и странно-тусклы. Изящные лапы-руки недвижно свисали вдоль туловища.
Альмеус осторожно подошел к иллюзору и тронул его за руку. Она была холодной и безжизненной. Тогда он принялся тормошить Тиона, но тот был похож на тряпичную куклу. И тогда Альмеус понял - Тион мертв. Но что же произошло? Альмеус попытался припомнить слабые возражения Тиона перед его уходом, в которые он не нашел времени вдуматься. И лишь теперь до него дошло - Поле иллюзий содержало в себе опыт, который был когда-либо и кем-либо пережит. Но оно не содержало впечатлений смерти. Для того чтобы создать последнюю иллюзию, Тиону пришлось умереть по настоящему. И он сделал это ради того, кого считал своим единственным другом. Альмеус сел на пол и обхватил голову руками, пытаясь осмыслить произошедшее. Но тут дверь в его покои распахнулась и милый голосок Милисс чуть капризно защебетал:
- Ну где же ты, мой возлюбленный Альмеус, почему ты так надолго покинул свою невесту…
Милисс осеклась на полуслове, и ее глаза широко раскрылись. Она в один миг поняла все.
- Как ты мог?..
- Я лишь хотел добиться твоей руки, - горячо начал оправдываться Альмеус, вскочив на ноги и судорожно припав к руке принцессы.
Но та с отвращением отдернула руку.
- Ты заставил умереть ни в чем не повинное существо, ты заставил меня пережить ужас смерти, а моих близких - столько страданий. И ты обманул меня. А ведь я бы могла тебя полюбить и без всех этих страшных жертв.
- Да, но твой отец…
- Я свободна в своей любви, и он не смог бы меня удержать. Но теперь… Теперь ты вызываешь во мне только содроганье ужаса. Немедленно убирайся, я не желаю больше ни секунды видеть тебя. И не смей прикасаться к этому несчастному существу, мы позаботимся о достойных похоронах для него…
"Ну и пусть, - с ожесточением думал Альмеус, покидая пределы Эльфийских Королевств, - на свете довольно еще и благородных принцесс и наивных иллюзоров. Впредь надо действовать хитрее, только и всего. Я найду другую девицу, достойную стать моей супругой и добьюсь-таки своего - стану великим Возродителем!"

А далеко оттуда, в замке Инхольдов, запершись в своей старческой келье сокрушался узнавший о происшедшем Гортонер. И винил себя, за то, что позволил Альмеусу прибегнуть к помощи иллюзора, подтолкнув тем самым на путь лжи. Как же он, старый и мудрый маг, забыл простую человеческую истину - единожды солгав нельзя более вернуться к чистоте и непорочности. Гортонер горько оплакивал род Инхольдов, поскольку теперь уже ничто не спасет его от гибели - Зло слишком глубоко запустило корни в сердце последнего отпрыска, любимого правнука, прекрасного Альмеуса.